— Иди поужинай, завтра трудный день. Тебе нужно возвращаться к занятиям. Киррана, — Махаррон остановил ее на пороге, — иногда стоит больше доверять людям. Я и сам в этом недавно убедился.

Улыбка поразительно изменила строгое лицо Настоятеля, сделав его сходство с отцом во много раз сильнее.

После ужина Кирра вернулась усталой. Беспрестанные вопросы о нападении во дворце то и дело сменялись расспросами о погибшем сартоге. Отвечать общими фразами без подробностей и пытаться поесть было еще той задачкой. Вдобавок в голове крутились слова деда.

«Я невысоко ценила Паситу, но он оказался готов отдать жизнь за другого. Я ненавидела сартогов, но один из них прошел Яррос из конца в конец, чтобы предупредить и попросить о помощи. Зато я верила Микору, и что из этого вышло? Ох! Как же сложно жить! Я подозревала тин Алларию… — Кира задумалась, но простить близость с тин Таллан было выше ее сил. — Пускай, даже коварная ассасинка обманом втерлась к нему в доверие, желая проникнуть во дворец, но он же с ней спал? Или Микор это ляпнул просто так, чтобы меня позлить? Только вот зачем наемнице было убивать Паситу? Не могла же она заранее знать, что тин Хорвейг за Князя вступится? Но тогда, выходит, на него был отдельный заказ?»

Странностей было много, поморщившись, охотница подошла к полке и, не раздумывая, взяла толстый том «Тварей Излома». Надо было хоть с чего-то начать разгадывать загадки.

— Может, тут найдется что-то о той самой сартожке?

В спальне на столике подле кровати ждал конверт. Кира даже остановилась нахмурившись. После всех историй со снами, ассасинами и ядами, стало слегка не по себе. Отчего-то вспомнилось, как изрыгал черную кровь сартог.

— Тьфу ты! Только поела, — ругнулась Кира. — Хотя… Скорее всего, послание еще на въезде в Орден проверили, так что переживать не стоит.

Сердце застучало быстрее, и Кира, боясь дать волю догадкам, пристроилась на краешке кровати. А затем протянула руку и взяла конверт.

«Ты была права в своих подозрениях, — гласила первая же строка. — Мое имя не Грейл тин Аллария. Когда-то меня звали иначе, но сейчас я Райхо. Один мудрец сказал: „В любви нет имен — есть только два сердца, бьющиеся как единое“. И он прав. Как бы меня ни называли, одно останется неизменным — мои чувства. Я отважился написать эти строки, потому что не желаю лгать. Целуя тебя, я был честен. Кира, бал — это не первая наша встреча, и, смею надеяться, не последняя. Если захочешь, я расскажу тебе намного больше, дай только знак».

Снизу шла приписка, что ответ можно оставить в семнадцатом стойле второй конюшни и нарисована подробная инструкция, как открыть тайник. Рисунок сопровождался веселыми рожицами и схематичной фигуркой в капюшоне, которая, преклонив одно колено, протягивала цветок. Охотница поймала себя на том, что видит в этом образе красавца ассасина, а от дурацкой улыбки уже ныли щеки.

— Киалана! — выдохнула она и сунула письмо под подушку.

Через некоторое время достала и перечитала. Снова спрятала. Снова достала.

«И что мне теперь делать? Может… Может, неспроста дед вопросы задавал о причинах?»

Как бы там ни было, а письмо от Грейла, точней от загадочного Райхо, одно воспоминание о котором заставляло пылать щеки, колотиться сердце и кружиться голову от предвкушения, прогнали все печали. Померк кошмар: «Я не одна ясновидящая в Ярросе, остальные же как-то живут? — образ мертвого сартога больше не вгонял в оцепенение, наоборот, подстегивал: — Я перерою всю библиотеку и вытрясу душу из Нааррона, но мы выясним, что значит Хаанас-Маалун и кто эта тварь, что пьет кровь и убивает младенцев».

А еще охотница вознамерилась встретиться с таинственным Райхо во что бы то ни стало.

Глава 12

Пасита тин Хорвейг пребывал в мрачном настроении, и прочие Защитники из тех, кто наблюдал за его тренировками, косились с некоторой опаской. Как ни странно, в Ордене он быстро поправился даже без присутствия Киры, и потенциал увеличился, и сила была покорна. Он мастерски разрисовывал арену морозными и огненными узорами разом, а мощи ударов мог позавидовать и кузнечный молот. Довольный собой он посмеивался, наблюдая как дежурные курсанты тихо ропчут, ведь каждый раз им приходилось основательно приводить тренировочную площадку в порядок.

Малый Совет провели сразу на следующий день после смерти сартога. Обсуждали, что тот поведал на допросах. На востоке было неспокойно. Из сбивчивой речи кочевника все же удалось кое-что понять. Один из южных улусов, далеко не самый могущественный, а скорее, слабейший, неожиданно стал подминать под себя соседей. Хан Великого улуса, поначалу только радовался и посмеивался над слабаками: дескать, наконец-то у них появился достойный предводитель. Но вдруг осознав, что на него движется орда вдвое превосходящая его собственную, испугался. Но и это не все. Судя по всему, сбывалась первая часть старинного пророчества о новом пришествии кровавого бога Хыынг-Нуура. Оказалось, далеко не все сартоги ему поклоняются, как принято считать в цивилизованном мире. Тогда-то Великий Хан и отрядил разведчиков, чтобы те добрались в Орден за… На этом пленник замыкался, и как не тужился, не мог больше вымолвить ни слова. Крутил головой, изображал что-то непонятное, не поддаваясь ни на уговоры, ни на угрозы. После случившегося решили, он знал о каре, которая его постигнет, стоит назвать имя. Иное теперь трудно предположить.

— Хаанас-Маалун. Дева-Зима, — в который уже раз произнесли губы Защитника. — А ведь, и правда, только Кира сможет запечатать Излом, пока оттуда не вырвалась какая-нибудь мерзость. — Но вот успеет ли овладеть силой к сроку?

Еще Паситу беспокоила Церемония Инициации. Махаррон заявил: внучка не знает подробностей, и намекнул — пусть лучше так и останется до поры. Старик не то боялся, что Кира вытворит какую-нибудь глупость, не то желал дать ей время, не то определялся с наиболее достойным кандидатом. Защитник вздохнул. Хотя Настоятель пока ничего не сказал напрямую, тин Хорвейг не сомневался, эта честь достанется именно ему.

«Во всех смыслах», — он усмехнулся.

Да и догадливый дядюшка Затолан успел шепнуть об этом ему во дворце.

«Одно радует, сартог утверждал, все случится не раньше следующего лета, а значит, время еще есть».

— Утречка, тин Хорвейг! — прервал размышления знакомый грохочущий голос.

— И тебе Маррак! — откликнулся Пасита.

— Мои поздравления! Теперь и твою рожу в «славном зале» повесят.

Защитник было вздрогнул, пытаясь сообразить, не разговаривал ли вслух?

«Может, после яда умом повредился и бормочу, что твой юродивый? — но тут же решил, скорее, речь идет о спасении Князя: — А что? Вполне могли и удостоить за такое дело».

Ну тут его огорошили еще пуще:

— Как сына назовешь?

Тин Хорвейг поперхнулся:

— Какого сына? — переспросил севшим голосом, и с подозрением уставился на здоровенного как скала наставника, пытаясь сообразить, кто из присутствовавших на Малом Совете мог проговориться: «Но даже если он знает о Церемонии, неизвестно понесет ли Кира, как-то рано меня поздравлять».

— Ну ты, брат, совсем оторопел! Видел бы сейчас свою рожу, — раздавшийся смех напомнил раскаты грома. — От радости ошалел, или я первый поздравил? Точно! — Маррак ударил похожими на две лопаты ладонями по коленям. — Ну, бывай! С тебя выпивка.

Похохатывая, он отправился своей дорогой, оставив Паситу в недоумении.

— Это, сартог меня дери всей ордой, что еще за новости?! — наконец, разразился он вслед удаляющейся спине и даже проделал несколько шагов.

Опомнился. Зло сплюнув, направился прежним путем, пытаясь собрать разбежавшиеся мысли в кучу. Пока дошел до Ордена поздравили еще четырнадцать раз, ввергнув Защитника в тихое бешенство.

— Утречка тин Хорвейг! — отвратительно бодрый заучка встретился сразу за дверью в большом круглом зале, на белоснежном, гладком полу которого золотился в лучах утреннего солнца громовик. — Не представляешь, как я рад!